Соня не верила ни одному его слову. Тогда Сергей полез в шкаф, где висели пальто, а под ними стояли валенки. Валенки пока ещё никто не носил, и он прятал в них пистолет и паспорт, а уходя из дома, брал их с собой, чтобы дети случайно не нашли.
Когда он пришёл на кухню и показал Соне пистолет и паспорт, она от удивления потеряла дар речи. Потом, со страхом, показывая на пистолет, спросила:
– А он настоящий? Он заряжен?
– Конечно, настоящий и заряжен, – ответил Сергей.
После этого он вынул из пистолета обойму с патронами и подал жене. Соня не стала брать в руки пистолет, а взяла паспорт и стала внимательно разглядывать его. «Заводской Михаил Николаевич, 22 апреля, 1900 года рождения», – прочитала она.
– Извини, Серёженька, я совсем запуталась. Теперь я вижу, что ты меня не обманываешь. Почему ты мне сразу всё не рассказал? – спросила она, вытирая слёзы.
– Меня Ермолаев предупреждал, никому ни о чём не говорить, – пояснил он. – Если ты, Соня, где-нибудь проболтаешься, то меня могут расстрелять.
– Ты же знаешь, я умею хранить тайны, – заверила мужа Соня и спросила:
– А зачем тебе выдали паспорт на чужое имя?
– Это, если придут немцы и задержат меня при выполнении задания, то по этому паспорту не узнают моё настоящее имя, и моя семья не пострадает.
У Сони было много вопросов к нему, но в коридоре послышались шаги, и в дверях появились близнецы с керосином в бидончике. Сергей предупредил жену, чтобы она при них и при матери не начинала разговор о его делах в НКВД. Вслед за детьми пришла бабушка, она выложила на кухонный стол хлеб, крупу и бутылку льняного масла. За ужином, кроме ржаного хлеба, ели варёную картошку с солёными грибами и пили несладкий чай, который Евпраксия купила у знакомой старушки. Чай состоял из каких-то листьев, и имел запах мяты и смородины. Сержпинские поужинали, как всегда не досыта, но настроение у всех улучшилось.
Соне хотелось продолжить начатый разговор с мужем, поэтому она предложила ему прогуляться.
– Куда это вы решили прогуляться в такой холод? – спросила Евпраксия. – На улице подморозило и дует нехороший, холодный ветер.
– Я обещала зайти к своей сослуживице, она недалеко живёт, – ответила Соня, – а уток Серёжа накормил и сделал все хозяйственные дела.
К подруге они, конечно, не пошли, а зашли в сарай, где не дует, и там Соня спросила:
– Если ты говоришь, что мне не изменяешь, так почему давно меня не хочешь?
– Просто я всегда полуголодный, есть всё время хочется, – шёпотом сказал Сергей, – тут уж не до чего. На других женщин тем более я не смотрю.
У Сони сразу на душе отлегло, она вспомнила старую истину, что для любви мужчина должен быть всегда сыт. Особенно он должен есть мясо. Но где сейчас взять мяса, если в хозяйстве осталось только пять уточек. Они сейчас лежали на соломе, прижавшись друг к другу. Последний раз шестую утку зарубить просили соседа со второго этажа, но это очень невыгодно, так как ему пришлось отдать за работу половину утки.
– Вчера далеко ты ездил? – вновь спросила она.
– Да, за деревню Окунево, на реку Соть, – ответил Сергей. – Сначала ехали на машине, а потом на лошадях, везли туда какие-то ящики с грузом. Мне надо было запомнить место, где находится база партизан. Там я узнал, что эти землянки строили ещё в двадцатом году Озеровцы.
– Я недавно была в командировке в деревне Степанцево, – вспомнила Соня. – Там я слышала рассказ одного мужика, который участвовал в крестьянском восстании. Он хорошо отзывался о братьях Озеровых, но Петя их ругал, что они из повстанцев превратились в бандитов.
|
|