|
Садилова увели неизвестно куда, больше я его не встречал в тот тяжелый период испытаний. Встреча наша состоялась только через 19 лет. Жизнь моя висела на волоске. За окнами гудела толпа, слышны были отдельные беспорядочные выстрелы. Что творилось на улице, я понять не мог.
Седавкин доверял мне, и в рассказе его чувствовались угрызения совести. Он сознавал, что прошляпил озеровцев и жестоко поплатился за это. «Они готовили восстание против Советской власти, а мы считали, что у нас все спокойно и потеряли бдительность, – говорил он. – Да нас и было только двое. Мы оба были спокойны, потому что ничего не знали о сговоре бело-зеленых с местным кулачеством, а кулачества в Середском кусте было немало, и классовый враг не дремал».
Арестованный оказался изолированным, без оружия и без своих помощников. Было до боли в сердце жаль, что не стало Ивана Ивановича Шталя, мучили угрызения совести и досада на то, что враг оказался сильнее. «В таком состоянии, – продолжал Седавкин, – я провел несколько самых тяжелых в моей жизни минут. Я предпочел бы лучше умереть, чем оказаться в таком позорном положении. И вот открывается дверь в мою арестантскую. Вооруженная винтовками, топорами, охотничьими ружьями, вваливается толпа мятежников, и все стволы наводятся на меня. Толпа требует выдать ей пулемет и гранаты, назвать всех коммунистов и активистов Середского куста. И стоило в этот момент одному спустить курок – от меня не осталось бы ничего. Но этого не произошло. Толпу, прикрикнув на нее, раздвинул руками тот самый рыжий с веснушками парень, и все отступили. А меня перевели в помещение бывшего винного погреба, где уже сидели около десяти человек. По дороге я видел, как из помещения волостного исполкома были выброшены книги, бумаги, как мятежники сжигали на месте документы.
В 12 часов ночи меня вызвали на допрос, который проходил в помещении волисполкома. После допроса посадили в каменную кладовую местного купца Блохина, но в одиночестве я пробыл недолго. Скоро привели уездного военного комиссара Хохрупина, надзирателя Даниловской тюрьмы Виноградова, военкома Бухаловской волости Мальцева и еще нескольких Советских работников. Нас не кормили, но местные крестьяне приносили нам передачи, которые делились между всеми арестованными. Ночью, с пятницы на субботу, нас, одиннадцать человек, вызвали по списку, вывели на улицу, построили у здания волисполкома. К нам пристроили еще пять человек арестованных и под конвоем повели по направлению к селу Вятскому. Нам объявили, что мы приговорены к расстрелу, и приговор будет приведен в исполнение завтра.
По дороге в село Вятское мы, усталые и голодные, попросили остановиться на отдых. Всех нас мучила жажда, так как воды нам не давали. Окружающая обстановка нас беспокоила, мы понимали, что в юго-восточной части уезда власть находится в руках мятежников. Это были Середская, Вятская, Бухаловская, Залужская и Петропавловская волости. Состояние наше было тяжелым, но мы не показывали вида и не верили в победу мятежников, не верили, что погибнем. Мы понимали – это восстание, были уверены, что в Данилове знали об этом, мы ждали помощи и крепко верили в нашу победу, верили, что не погибнем. Как оказалось впоследствии, на запросы по телефону из Данилова о положении в Середе и Вятском, мятежники, захватившие власть, сообщали, что здесь все спокойно, никакого восстания нет. Но мы знали, что наша разведка сообщила в уездный центр об истинном положении дел, и были уверены, что там готовятся силы для разгрома классового врага.
|
|
