|
Из окна дома, в котором мы находились, я искал в оптический прицел, куда бы выстрелить; убил одного гитлеровца, другого, третьего, и вдруг в окне соседнего здания заметил парня, очень похожего на меня. Я взглянул в бинокль, чтобы лучше разглядеть. Он одет был в немецкую форму и, высунувшись по пояс, стрелял из автомата. Удивительно, но это был мой двойник. Я не смог его убить, а выстрелил ему в плечо. После этого парень спрятался и больше не высовывался. Я рассказал Грише о случившемся, но он скептически отнёсся к моему рассказу и предположил, что мне просто почудилось.
– У контуженных такое бывает, – усмехнулся он.
Однако я не мог успокоиться, и строил всякие предположения. Через несколько минут после того, как я выстрелил в двойника, стрельба прекратилась, наступила непривычная тишина. Командир батальона получил приказ по телефону, прекратить огонь. Нам крикнули с нижнего этажа, что гитлеровцы капитулировали.
Внизу из домов стали выходить немцы с поднятыми руками. Я сказал Грише: «Пойду искать своего двойника, интересно, кто он такой».
– Не придумывай, зачем это тебе нужно, – отговаривал меня Григорий.
И всё же я стал спускаться по лестнице вниз. На улице уже скопилось много народу. Немцы и красноармейцы толпились вперемешку. Было странно видеть такую сцену: только что они убивали друг друга, и теперь мирно закуривают, обмениваются какими-то фразами. Ведь за время войны враги вынуждены были изучить хотя бы несколько выражений на языке противника. «Дас криг ист цу энде» – выкрикивали русские. А немцы по-русски: «Война есть плохо». «Мы хотим мир». «Гитлер капут». Затем немецкие офицеры построили своих солдат в колонну, и она медленно двинулась вдоль загромождённой улицы, под охраной красноармейцев-конвоиров. Я всматривался в усталые, умиротворённые лица пленных, пытаясь увидеть своего двойника, но так и не нашёл его.
Встретившийся нам знакомый капитан рассказал, как капитулировало фашистское командование. Комендант Кёнигсбергского гарнизона, генерал Лаш, просил сохранить ему жизнь в обмен на капитуляцию, а сохранить жизнь своим подчинённым он забыл попросить. Слушавшие капитана солдаты, смеялись. Их забавляло, что фашистский генерал сильно перепуган и думает лишь о собственном спасении.
В своих мемуарах, после войны, Лаш писал: «Защитники Кёнигсберга в первые два дня держались стойко, но русские превосходили нас своими силами и брали верх. Они сумели скрытно сосредоточить такое большое количество артиллерии и авиации, массированное применение которых разрушило укрепления крепости и деморализовало солдат и офицеров… Никак нельзя было раньше предполагать, что такая крепость, как Кёнигсберг, так быстро падёт».
– Пойдём, посмотрим на замок, – предложил я Григорию, и мы пошли в сторону зубчатой башни, заманчиво выглядывавшей из-за развалин многоэтажных зданий. Толпы солдат бродили по улицам. Они, как и мы, с интересом разглядывали поверженный город. На обгоревших стенах домов кое-где сохранились элементы лепнины и дорогих скульптурных украшений. Центр, хоть и был сильно разрушен, но чувствовалось, что до войны это был красивый и богатый город.
|
