В конце Мишка указал свой домашний адрес и номер полевой почты. В конверт письмо запечатывать не требовалось, обычно, его складывали в треугольник, текстом вовнутрь, а военный почтальон ставил свой штамп рядом с обратным адресом.
На Мишкино письмо я потратил много времени и своё письмо домой писал второпях, чтобы успеть до ужина. Ещё хотел написать письмо Марте, но сомневался, работает ли на этой территории почта, и не знал, как отреагирует наша цензура. Поэтому писать не стал.
Ужин принесли дежурные. В термосах было картофельное пюре и селёдка. Вместо чая полковые повара приготовили компот из сухофруктов. Ужин получился праздничный, с выпивкой.
Посреди большой комнаты у нас стоял длинный стол, который ребята сами смастерили, чтобы на нём мог обедать весь взвод. С болью в душе я вспоминаю этот вечер. В тёплой компании произносились тосты и велись задушевные разговоры. Мы понимали, что многие из нас скоро погибнут, но старались об этом не думать.
Когда я принёс к столу термос с водкой, ребята радостно загалдели.
– Хороший праздник нам командование устроило! – потирая руки, произнёс сержант Салов. – Я давно хочу выпить, аж душа горит…
– Сколько грамм на человека нам выдали? – спросил меня Гришка.
– Как всегда, по двести, – ответил я.
Обычно, пищу по котелкам из термоса раздавал Салов. И в этот раз традиция соблюдалась. Водку же делить доверили мне.
Перед выпивкой я попросил слова и произнёс тост, который давно держал в голове.
«Товарищи! – Начал я. – Предлагаю выпить за наш успех в штурме Кёнигсберга. Эта водка чиста, как слеза божьей матери, крепка, как советская власть. Смерть фашистам!»
– Очень хороший тост, – похвалили меня ребята. – Ты просто как поэт.
– Тост не я придумал, слышал в других подразделениях.
Водку договорились выпивать не сразу, а растянуть на весь вечер. Следующий тост произнёс Салов. Он предложил выпить за погибших снайперов и перечислил большой список. Не забыл назвать фамилии Родиона и Чучи. Спать легли поздно, когда к нам на свет зашёл офицер и дал команду «отбой».
|